Запах становился все сильнее, все тревожнее. Пожалуйста, дай мне закончить. Ричард взглянул на ревущий процессор и увидел, что оттуда тоже валит дым, а за дымовой пеленой, гдето внутри, разгорается зловещее красное пятнышко огня. Или я буду жить один и, может быть, покончу с собой от тоски? Есть ли у меня еще время? Внутри процессора чтото щелкало и шкворчало. Пальцы его беспомощно повисли над клавиатурой, когда он почувствовал, в буквальном смысле почувствовал, как все его мыли застыли неподвижно, словно словно автомашины, затертые в самом худшем за всю историю существования двигателей внутреннего сгорания манхэттенском автомобильном заторе. Чтото громко щелкнуло, и процессор взорвался. Из блока метнулось и тут же опало пламя. Ричард откинулся на стуле, закрыв лицо руками на случай, если если взорвался дисплей, но экран просто погас. Ричард продолжал сидеть, глядя в темную пустоту экрана.
Он повернулся на стуле. Сердце его стучало так сильно, что, казалось, вотвот вырвется из груди. Лицо его осталось почти таким же, хотя какоето чуть заметное отличие все же было. Глупо, но он хотел тогда чегото еще. Видимо, людям всегда чтото нужно. Сын мотнул головой в сторону текстпроцессора. Тебя не поранило, когда эта штука отправилась в свой компьютерный рай, нет? Жаль, что он так и не заработал. Не знаю, что на меня нашло, когда я монтировал его из этого хлама. Словно меня чтото заставило.
А может, я попробую чтонибудь другое. Мама сказала, что приготовила тебе какао, если хочешь. Чашечка какао не скажу нет-знакомства сейчас в самый раз. Мы вычеркнем его из нашей жизни, сказал он. И, дружно рассмеявшись, они вошли в дом, где уже пахло горячим какао. То, что на этот раз я ни в чем не был виноват, для меня не играло роли. Ведь к смертному приговору я, по сути дела, подсознательно готовился всю жизнь. Двенадцати лет меня упрятали в колонию для малолетних. На восемнадцатом году я попал уже в настоящую тюрьму.
Из сорока восьми лет жизни я провел на свободе считанные месяцы. Поэтому, когда автоматическую кассацию отклонили, я сказал назначенному судом адвокату, что больше хлопотать не нужно. Не знаю, почему мое поведение беспокоило, тревожило его. Знаете, както даже неестественно, когда человек в вашем положении так равнодушен, сказал мне он. Откуда вы знаете, что естественно, а что неестественно, надзиратель? О тюрьме вы читали только в книжках ведь вас на эту должность назначили всего год назад. К тому же, каждый вечер вы уходите спать домой, к жене. Вам еще многое предстоит узнать! Он не рассердился, лишь задумчиво покачал головой. Я заметил, что у него очень усталый вид, синеватые круги под глазами.
Надзиратель был женат на молодой, стройной, грудастой женщине. В ее облике своеобразно сочетались сексуальность и невинность. Когда она, покачивая бедрами, проходила на сцену между двумя шеренгами глазевших на нее мужчин, то улыбалась и кивала головой направо и налево. И не было в тюрьме человека, который не завидовал бы надзирателю.
Но мне удалось спровадить его. Чудак пытался внушить мне, что нераскаявшиеся души попадают в ад. Есть такая теория о переселении душ в тела других людей или животных. Камера смертников довольно просторна. В ней умещались койка, маленький столик, две табуретки, полочка для книг и, конечно, стульчик. Надзиратель обычно выжидал, пока уйдет коридорный, несколько минут стоял, переминаясь с ноги на ногу, и только потом садился на край табуретки.
